При поддержке:

Валерий Белоножко

Три саги о незавершенных романах Франца Кафки. Сага третья. На подступах к «Замку».

< назад 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 далее >

А Кламм как раз это ведомство и представляет. Давайте на первый случай представим себе, что Кламм символизирует для Кафки, как пишут многие исследователи, мужа Милены Эрнста Поллака. То, что Фрида объявляет себя любовницей Кламма, вполне объяснимо, если вспомнить, как мало она для него значила в семейной жизни, окруженной сонмом его многочисленных любовниц. И если в фигуре трактирщицы писатель изображает богемную среду четы Поллаков, то в яви представляет его тонкий сарказм, и достаточно трезвый взгляд на положение вещей.

«Правда, я не имею отношения к замку, я просто женщина и трактирщица в этом заведении последнего разряда — пусть не последнего, но и далеко не первого — и, быть может, моему объяснению вы не придадите никакого значения, но в своей жизни я повидала многое и встречалась со многими людьми, да и всю тяжесть хозяйствования в трактире несу одна. Мой муж, правда, добрый малый, но хозяин он никакой и никогда не понимал, что такое ответственность. К примеру, только благодаря его безалаберности — а я в тот день с ног валилась — вы находитесь здесь, в деревне, и нежитесь у нас на кровати».

«Середнячки» — вот как характеризует Кафка свое литературное окружение, да и могло ли быть иначе для него, ориентировавшегося на вершину — Гете! А ситуация с мужем трактирщицы забавна еще более — как раз благодаря «безалаберности» Макса Брода, не опубликовавший еще ни строчки Франц Кафка попал в список перспективных молодых писателей'

Кафка, конечно же, дает характеристику и себе — хотя бы словами Трактирщицы: «Вы не из Замка, вы не из деревни, вы — ничто! Да, к сожалению. вы еще кое-что — чужак, тот, кто всегда в пути и всюду лишний, кто постоянно доставляет всем хлопоты...» Именно так воспринимает себя писатель и не стесняется отмечать множество раз в своих дневниках и письмах.

Но самый «праведный» гнев трактирщицы вызывает то, что он собирается поговорить с Кламмом. Да, это так — Кафка в письмах к Милене неоднократно заявлял о своем желании встречи с Эрнстом Поллаком, но продолжает эту тему в романе следующим образом: «...это еще не значит, что я в состоянии выдержать взгляд Кламма, когда между нами не будет двери, или что я не выскочу из комнаты при одном его появлении». Хотя в данном случае Кафка безусловно наговаривает на себя: при всех страхах, нервозностях и сомнениях, предшествующих всем его объяснениям, он практически никогда (»Письмо отцу» — случай особый и требует отдельного и обстоятельного разговора) не увиливал от решающих и разрешающих обстоятельств. «Я все равно в выигрыше, свободно выговорившись перед влиятельным лицом». А вот и Милена объясняет свои семейные отношения голосом Фриды: «Кламм обо мне больше и знать не желает. Но вовсе не из-за тебя, миленький мой, — такие вещи на него не действуют. Мне даже кажется, что только благодаря ему мы с тобой нашли друг друга, тогда, под стойкой, и я не проклинаю, а благословляю этот час». Это высказывание — самое что ни на есть фактографическое в романе, оно — словно цитата из письма Милены Кафке.

Писатель, узнавший не только похвалы, но порицание в свой адрес, не может не вложить в уста трактирщицы и следующего пассажа:

В наших местах вы всего несколько дней, и уже хотите все знать лучше местных, лучше меня, старой женщины, и Фриды, повидавшей и послышавшей так много в гостинице. Я не отрицаю возможности достичь чего-то даже вопреки предписаниям и старым обычаям; я не испытала ничего подобного, но так называемые примеры этого имеются, что ж, может, оно и так. Но тогда это, конечно, происходило совершенно иначе, чем действуете вы, постоянно говоря: «Нет, нет, нет», уверясь в своей правоте и пропуская мимо ушей слова ваших доброжелателей.

Не включавшийся в критические баталии Франц Кафка практически уже на пороге смерти высказал свое понимание действительного положения касательно своего положения в литературе. Но — и не только в литературе. Повторяя мысль трактирщицы, К. констатирует: «Мое положение в высшей степени ненадежно...» «Но Фрида — частица моего дома, и никто не имеет права называть ее положение ненадежным».

Милена Есенска-Поллак так же, как и Кафка, была больна туберкулезом. Многие их письма, в особенности — перед разрывом, были посвящены этой теме, и — по сути — в романе впервые зазвучал мотив обреченности. Пока это — еще как бы случайные тревожные нотки. О семействе Варнавы: «...ох да уж лучше там, чем в гостинице». Почти догадка К.: «...будто они — помощники ваши, а мои — стражи».

Однако, не случайна и фраза «...появления рука об руку с Ольгой, видимо, выдававшего сближение с семьей Варнавы». «Рука об руку» — не об обручении ли с Юлией Вохрыцек, отец которой был еврейским религиозным функционером, вспоминает автор?

Равновесие ситуации автор полагает восстановить достаточно странные образом, по словам трактирщицы, ее «любимая малышка покинула — в некотором смысле — орла, чтобы соединить свою судьбу с таким слепым кротом...» Кафка и в дневниках, и в своих произведениях упоминает это таинственное, живущее вне солнечного света животное. При всей фактической существенности сравнения, есть здесь и кое-что подспудное — напоминание о недрах земных, о неизвестности могилы, быть может, и, конечно же, — о безбрежности неизведанного. Писатель и на краю заявляет: «...незнающий обычно отваживается на большее, и поэтому я охотно постараюсь на некоторое время еще воспользоваться своей неосведомленностью и, пока хватит сил, быть может, терпеть ее дурные последствия». «- Уж не опасаетесь ли вы — а неосведомленному все кажется возможным, — тут К. открыл дверь, — уж не опасаетесь ли вы за Кламма?»

Скажете.. смешная угроза до смешного наивного человека! Боже упаси меня в очередной раз умозаключить, что здесь «Автор бросает вызов обществу»! А если это ни много ни мало — вызов судьбе? Но для этого у нас материала и слишком много, и слишком мало, у нас впереди следующие спешащие нам навстречу главы

Глава пятая
У СТАРОСТЫ

Эта глава — улыбка Кафки. И без улыбки читать ее невозможно. Но улыбка Кафки — мудрая, поэтому, отулыбавшись, читателю стоит задуматься — что же так забавляет автора?

Но в начале главы Кафка заставляет К. раздумывать над своим положением. «К. был не слишком далек от того, чтобы счесть свое положение удовлетворительным, правда, после каждого прилива чувства удовлетворения тут же говоря себе, что именно в нем и коренится опасность». «При таких обстоятельствах, не будь он постоянно настороже, вероятно, могло случиться, что однажды он, несмотря на всю любезность властей и несмотря на идеальное исполнение всех столь преувеличенно легких служебных обязанностей, польщенный оказанными ему мнимыми одолжениями, в личной жизни и ведет себя так неосторожно, что здесь и допустит какой-нибудь промах, и власти, все еще мягко и дружелюбно, словно бы нехотя, но во имя какого-то неизвестного всем, кроме них, закона вынуждены будут вмешаться, чтобы убрать его с дороги». «Они прямо-таки взваливали на себя любое бремя. Можно было возложить все на них, а самому оставаться ни к чему не при частным».

В каких случаях наша «самость», наше внутреннее «Я» ни к чему не причастно? Безусловно — в животном состоянии, в состоянии неодухотворенности — отсутствия души, как таковой. И — в состоянии буддийского, например, просветления. Франц Кафка — в силу своего пограничного состояния между жизнью и смертью — уже достаточно приблизился к осознанию (хотя и ранее он не очень-то обольщался) Майи-видимости мира и в некотором смысле — трезвому его анализу. Власти, инстанции, законы не выходят из головы его героев, и разговор К. со старостой — словно дискуссии схоластов, во всяком случае таковой представляет нам ее автор. А начинается дискуссия — опять-таки — с «землемерской» проблемы. Наверное, нам уже пора повнимательнее прочитать это слово: «землемер» — речь идет о мере земли, мере мира, мере жизни, наконец. А староста всего-навсего имеет в виду корпоративные интересы, интересы общины:

К сожалению, в землемере мы не нуждаемся. Тут для него не нашлось бы ни малейшей работы. Границы ваших маленьких хозяйств обозначены, все аккуратно размежевано. Перемена владельца случается редко, а маленькие межевые споры мы улаживаем сами. Следовательно, на что нам землемер?»

Но у властей (каких именно?) совсем иные намерения — в свойственной им категорической манере сообщили, что будет приглашен землемер, и общине поручено держать наготове все необходимые для его работы планы и записи. Вас это распоряжение, естественно, не касается, не могло касаться, потому что было это много лет назад, и я об этом не вспомнил бы, если бы теперь не был болен и у меня не достало бы времени поразмыслить о забавных случаях.

Ничего себе — забавный случай! Разве речь идет не о втором пришествии Христа или чем-то в этом роде?! Разве не грозит нам всем — по легендам! — Верховный Суд?! Староста и сам этого не отрицает, но он — староста-забавник и — многосмыслен:

Существует ли контрольный орган? Да только контрольные органы и существуют. Конечно, они не занимаются явными ошибками в грубом смысле этого слова, ведь ошибок-то не случается, и даже если однажды ошибка случилась, как в вашем случае, кто же рискнет в конце концов сказать, что это — ошибка.

Это было бы уже нечто новенькое! — вскричал К.

— Для меня это нечто очень старое, — сказал староста...

Староста-агностик высказывает сомнение в том, что последующие контрольные инстанции выявят ошибку. Итак — ошибка, и ошибка — «старенькая». Что же, в конце концов имеет в виду староста и с чем никак не может согласиться К.?

— Вы, господин староста, постоянно называете мой случай незначительным, и тем не менее он дал много работы большому количеству чиновников, и даже если сначала, по-видимому, он был очень незначительным, тем не менее благодаря усердию служащих вроде Сордини ему придали громадное значение. К сожалению, и совершенно против моего желания. Мое честолюбие не достигло той величины, чтобы позволить возникнуть и обрушиться относящейся ко мне колонны бумаг, я предпочитаю работать за маленьким чертежным столом в качестве самого обыкновенного землемера.

Автор выстраивает знаменательную цепочку: пришествие Христа — христианство — богословие и т.д. и т.п. И здесь уже привходящие заслоняют суть дела.

— Нет, — сказал староста, — случай ваш — не важный. В этом смысле у вас нет причин для жалобы, ваш случай среди незначительных самый незначительный. Объем работы не определяется степенью важности дела, вы все еще очень далеки от понимания устройства нашего ведомства если так полагаете. Но даже если его рассматривать с точки зрения объема работы, случай ваш — самый мельчайший. Обыкновенный случай, то есть случай без так называемых ошибок, задают работы много больше, к тому же, конечно, работы более плодотворной…

Несмотря на все старания супруги старосты и помощников К, так и не обнаруживается папка с так называемым делом землемера.

И почему то ни у кого не возникает вопрос, который был бы задан в любом цивилизованном обществе: «Ваши документы, уважаемые? На худой случай графское приглашение? Ах да, его и быть не могло… но в таком случае — как вы узнали, что о приглашении все таки шла речь? При помощи духа святого

< назад 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 далее >