Анжелика Синеок
Цензурная судьба Кафки в России
Параллели с Кафкой, можно сказать, буквальные. «Эти господа обладают беспримерной деликатностью. Никто из них никогда не прогнал бы К., никогда бы не сказал, ... чтобы К. наконец ушел. Никто бы так не поступил, хотя присутствие К., наверное, бросало их в дрожь... Но вместо того, чтобы действовать против К., они предпочитали страдать, при чем тут, разумеется, играла роль и надежда, что К. наконец увидит то, что бьет прямо в глаза и постепенно, глядя на страдания этих господ, тоже начнет невыносимо страдать оттого, что так ужасающе неуместно, на виду у всех, стоит тут, в коридоре, да еще среди бела дня» («Замок»).
После событий в Чехословакии Кафка на пятнадцать лет угодил в «черные списки». Бюрократический характер цензуры поразительно соответствовал художественной реальности кафковских произведений, непременные составляющие которой — канцелярии, алогичные законы, запреты и разрешения. Сказалось абсурдное, кафкианское отношение к Кафке со стороны первых лиц советского государства. «Этот труп гальванизировать незачем»28, «мы всегда боролись против этого имени»29, — говорил о Кафке кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС П.Демичев, не подозревая, что военный отдел магистрата Праги в 1934 году, через десять лет после смерти писателя, пытался фактически его «оживить», объявив в розыск. Слава Кафки уже тогда перешагнула границы европейского континента, но его «родной» «военкомат» ни сном ни духом не ведал об этом.
Реакция Михаила Горбачева на Кафку не настолько одиозная, но тоже далеко не позитивная. Во время пребывания в Ростове-на-Дону в рамках предвыборной президентской кампании 1996 года на вопрос автора данной статьи «не является ли роман Кафки «Процесс» его любимым произведением ввиду частого употребления им выражений «процесс идет», «процесс пошел»?» — Горбачев ответил, что он мало читал Кафку, потому что «это — муторный автор». Вот и запрещали не только публиковать тексты самого Кафки, но и осуществлять театральные постановки по его произведениям — как в случае с инсценировкой Марком Розовским «Письма к отцу» и «Приговора» на Малой сцене МХАТа в 1984 г. Произведя деконструкцию путешествия Кафки в СССР, отчетливо понимаешь: политическая цензура носила кафкианский характер. Франца Кафку не издавали его властительные герои.
В 1990 году Главлит упразднили, и произведения писателя стали выходить у нас регулярно: в 1991-1995 годах увидели свет двух-, трех- и четырехтомные собрания сочинений; в 1998 году появилось полное издание дневников. Невольно возникает вопрос — получил ли Кафка, пользуясь терминологией «Процесса», «истинное оправдание», пройдя мучительные этапы «зарезывания», «мнимого оправдания», «волокиты»? Вопреки ожиданиям, однозначного ответа быть не может — точку в «деле Кафки» ставить рано. И не только потому, что лишь частично переведено его эпистолярное наследие. Кафковскому творчеству предстоит пройти сложную цензуру читательского восприятия.
Именно в России с ее традиционной религиозно-философской культурной ориентацией существуют благоприятные условия для глубокого осмысления драматических коллизий христианских и иудаистских мотивов в кафковских произведениях.
Сам писатель оставлял это право за нашей страной. В незаконченной новелле «Воспоминание о дороге на Кальду», словно предвидя нелегкий путь к русскому читателю, он представляет свою возможную жизнь в сибирской глуши: голод, холод, болезни... Лейтмотивом новеллы становится обжигающе точная мысль — Россия может быть только полем духовного делания, в противном случае она бессмысленна как данность. Кафка прошел горнило цензурных гонений потому, что затронул потаенные струны русской души. Заручившись такой поддержкой, он сумел победить в поединке слова и власти.
28 - См.: Кацева Е. Описание одной борьбы. С. 198.
29 - См.: Затонский Д. Хватит бояться Франца Кафки. С. 42.