Франц Кафка

Америка (Пропавший без вести)

Карл, укладывая свои вещи и не оборачиваясь, сказал:

— Продолжайте, продолжайте, тем легче мне будет уйти. Я прекрасно знаю, что такое товарищество. В Европе у меня тоже были друзья, и ни один не упрекнет меня в том, что я обманывал или интриговал против него. Правда, сейчас мы потеряли контакт, но, если я вернусь в Европу, все меня встретят по-доброму и тотчас признают во мне друга. А вы, Деламарш, и вы, Робинсон, смеете говорить, будто я вас предал, притом что вы — а я никоим образом не намерен это замалчивать — проявили ко мне дружеское участие и обещали добиться для меня место ученика в Баттерфордс! Нет, здесь нечто другое. У вас ничего нет, но это ни в коей мере не унижает вас в моих глазах, однако вы завидуете моему мизерному имуществу и потому стараетесь меня унизить, — вот этого я вынести не могу. А теперь, взломав мой чемодан, вы даже не подумали извиниться, наоборот, вы оскорбляете меня и мою нацию, а тем самым лишаете меня всякой возможности остаться с вами. Впрочем, в сущности, речь не о вас, Робинсон. Мне просто жаль, что по слабости характера вы слишком уж подпали под влияние Деламарша.

— Вот теперь, — сказал Деламарш, подступил к Карлу и слегка толкнул его, как бы привлекая его внимание, — теперь вы себя показали во всей красе. Целый день топали позади меня, цеплялись за мой пиджак, подражали каждому моему движению и вели себя тихо, как мышка. Теперь же, заручившись чьей-то поддержкой в гостинице, вы начинаете громкие речи. Вы — маленький хитрец, и я не уверен, можно ли такое спускать. Не стоит ли потребовать с вас плату за то, что вы переняли у нас за день? Нет, ты послушай, Робинсон, мы завидуем — так он полагает — его имуществу. День работы в Баттерфорде — о Калифорнии и говорить нечего, — и у нас будет в десять раз больше того, что вы нам показывали и что, наверное, прячете в подкладке пиджака. Стало быть, попридержите-ка язык!

Карл поднялся от чемодана и увидел, что Робинсон, заспанный, но слегка оживившийся от пива, тоже идет к нему.

— Останься я здесь еще, — сказал Карл, — меня, пожалуй, ожидают новые сюрпризы. Похоже, вам охота поколотить меня.

— Всякому терпению приходит конец, — сказал Робинсон.

— Лучше помолчите, Робинсон, — сказал Карл, не сводя глаз с Деламарша, — ведь в глубине души вы согласны со мной, но вынуждены держать сторону Деламарша!

— Вы никак хотите его задобрить? — спросил Деламарш.

— Даже и не думаю, — сказал Карл. — Я рад, что ухожу, и не желаю больше иметь с вами дела. Только одно скажу: вы упрекнули меня в том, что у меня есть деньги и что я прячу их от вас. Допустим, это правда, но разве можно поступить иначе, если знаешь людей всего несколько часов, и разве не подтвердили вы своим нынешним поведением правильность таких действий?

— Спокойно, — сказал Деламарш Робинсону, хотя тот не шевелился. Затем он обратился к Карлу: — Раз уж вы так бесстыдно искренни, давайте, пока мы спокойно стоим тут, доведите свою искренность до конца и сознайтесь, почему, собственно, вы собрались в гостиницу.

Карлу пришлось перешагнуть через чемодан — так близко подступил к нему Деламарш. Но тот, не смущаясь, отодвинул ногой чемодан, сделал шаг вперед, наступив при этом на белую манишку, лежавшую на траве, и повторил свой вопрос.

Как бы в ответ с дороги к компании поднялся человек с ярко светящим карманным фонариком. Это был один из гостиничных буфетчиков. Едва увидев Карла, он сказал:

— Я ищу вас уже почти полчаса. Обыскал все откосы по обеим сторонам дороги. Госпожа старшая кухарка велела передать, что ей срочно нужна соломенная корзина, которую она вам дала.

— Вот она, — сказал Карл прерывающимся от волнения голосом. Деламарш и Робинсон с показной скромностью отступили в сторону, как они всегда делали перед незнакомыми обеспеченными людьми. Буфетчик взял корзинку и добавил:

— Кроме того, госпожа старшая кухарка велела спросить, не надумали ли вы все-таки переночевать в гостинице. Для двух других господ тоже найдется местечко, если вы пожелаете взять их с собой. Постели уже приготовлены. Хоть ночь сегодня теплая, но здесь, на косогоре, спать не вполне безопасно — часто встречаются змеи.

— Раз уж госпожа старшая кухарка так любезна, я приму приглашение, — сказал Карл, ожидая реакции товарищей. Но Робинсон стоял молчком, а Деламарш, сунув руки в карманы, смотрел вверх на звезды. Оба явно рассчитывали, что Карл без разговоров возьмет их с собой.

— В таком случае, — сказал буфетчик, — мне поручено проводить вас в гостиницу и принести ваш багаж.

— Тогда подождите, пожалуйста, еще минутку, — сказал Карл и нагнулся, чтобы убрать в чемодан оставшиеся вещи.

Вдруг он выпрямился. Фотографии, лежавшей в чемодане на самом верху, нигде не было видно. Все было в сохранности, кроме фотографии.

— Я не могу найти фотографии, — просительно обратился он к Деламаршу.

— Какой фотографии? — спросил тот.

— Фотографии моих родителей.

— Мы не видели никакой фотографии, — ответил Деламарш.

— Фотографии в чемодане не было, господин Россман, — подтвердил со своей стороны и Робинсон.

— Но этого не может быть, — сказал Карл, и мольба в его глазах заставила буфетчика подойти ближе. — Она лежала наверху, а сейчас исчезла. Если бы вы не проказничали с чемоданом!

— Всякая ошибка исключается, — сказал Деламарш. — В чемодане фотографии не было.

— Для меня она — самое ценное из всего, что есть в чемодане, — сказал Карл буфетчику, который ходил вокруг и искал в траве. — Она совершенно невосполнима, другой не будет. — И когда буфетчик прекратил безуспешные поиски, добавил: — Это единственный портрет родителей, который у меня был.

В ответ на это буфетчик сказал громко, без обиняков:

— Может, проверим еще и карманы этих господ?

— Да, — тотчас откликнулся Карл, — я должен найти фотографию. Но прежде чем проверять карманы, скажу одно: тот, кто добровольно вернет мне снимок, получит весь чемодан целиком. — После мгновения общего молчания Карл обратился к буфетчику: — Итак, мои товарищи, очевидно, предпочитают обыск. Но даже сейчас я обещаю: тот, в чьем кармане обнаружится фотография, получит весь чемодан. Сделать больше я не могу.

Тотчас буфетчик принялся обыскивать Деламарша, с которым, как ему казалось, справиться труднее, чем с Робинсоном, Робинсона он уступил Карлу. Буфетчик обратил внимание Карла на то, что обыскивать нужно обоих сразу, так как иначе оставшийся без наблюдения может избавиться от фотографии. Тут же, с первой попытки, Карл обнаружил в кармане Робинсона свой галстук, но не забрал его и крикнул буфетчику:

— Что бы вы ни нашли у Деламарша, оставьте все, пожалуйста, ему. Мне нужна только фотография. Только она одна.

Обыскивая нагрудные карманы, Карл коснулся рукой горячей, грязной груди Робинсона, и тут ему пришло в голову, что, возможно, он поступает с товарищами очень несправедливо. И он заторопился как только мог. Впрочем, все было напрасно: ни у Деламарша, ни у Робинсона фотографии не обнаружилось.

— Бесполезно, — сказал буфетчик.

— Наверное, они разорвали фотографию на мелкие клочки и выбросили, — сказал Карл. — Я думал, они мне друзья, а они тайком старались мне только навредить. Робинсон, конечно, в меньшей степени, он бы нипочем не набрел на мысль, что фотография представляет для меня такую ценность, а вот Деламарш...

Карл видел перед собой только буфетчика, фонарь которого освещал небольшое пространство, тогда как все остальное, в том числе Деламарш и Робинсон, тонуло в кромешной тьме.

Теперь, конечно, не было и речи о том, чтобы взять эту парочку с собой в гостиницу. Буфетчик взвалил на плечо чемодан, Карл поднял корзинку, и они двинулись в путь. Карл уже был на дороге, когда, прервав свои раздумья, остановился и крикнул в темноту:

— Послушайте, если все-таки фотография у кого-нибудь из вас и он захочет принести ее мне в гостиницу, я все равно отдам ему чемодан и, клянусь, не заявлю в полицию.

Ответа, как такового, не последовало, донесся лишь обрывок какого-то слова, начало отклика Робинсона, которому Деламарш, очевидно, тотчас заткнул рот. Карл подождал еще — вдруг наверху передумают. Дважды, с перерывом он крикнул:

— Я все еще здесь!

Но в ответ — ни звука, только однажды вниз с откоса скатился камень — может, случайно, а может, от неудачного броска.

Глава пятая

ГОСТИНИЦА "ОКСИДЕНТАЛЬ"

В гостинице Карл сразу попал в некое подобие конторы, где старшая кухарка с записной книжкой в руке диктовала письмо молоденькой секретарше, сидевшей за пишущей машинкой. Подчеркнуто размеренная диктовка, сосредоточенный и четкий перестук клавиш соревновались с время от времени спешным тиканьем стенных часов, показывавших уже почти половину двенадцатого.

— Ну вот, — сказала старшая кухарка, захлопнув записную книжку; пишбарышня вскочила и накрыла пишущую машинку деревянной крышкой, при этом привычном движении не сводя глаз с Карла. С виду она казалась совсем школьницей, халатик ее был аккуратно отглажен, плечики с воланами, прическа довольно высокая, и на этом фоне слегка удивляло ее серьезное лицо. Поклонившись сначала старшей кухарке, потом Карлу, она вышла, а Карл невольно бросил на старшую кухарку вопросительный взгляд.

— Замечательно, что вы все-таки пришли! — воскликнула она. — А ваши товарищи?

— Я не взял их с собой.

— Им, вероятно, надо выйти пораньше, — заметила старшая кухарка, как бы объясняя себе ситуацию.

"Неужели ей не приходит в голову, что мне тоже надо в дорогу?" — подумал Карл и, чтобы исключить всякие сомнения, сказал:

— Мы расстались из-за разногласий.

Старшая кухарка, кажется, сочла это известие приятным.

— Значит, вы теперь свободны? — спросила она.

— Да, свободен, — ответил Карл, и ничто не казалось ему более бесполезным, чем эта свобода.

— Послушайте, не хотите ли поступить на работу к нам в гостиницу? — спросила старшая кухарка.

— С большим удовольствием, — сказал Карл, — но я ужасно мало знаю. Например, не умею даже печатать на машинке.

— Это не самое главное, — сказала старшая кухарка. — Для начала вы получите совсем маленькую должность, а дальше все в ваших руках — усердием и прилежанием вы вполне можете продвинуться. Как бы там ни было, я полагаю, что для вас гораздо лучше где-нибудь обосноваться, вместо того чтобы шататься по белу свету. К этому вы, судя по всему, не приспособлены.

"Дядя был бы точь-в-точь такого же мнения", — подумал Карл и кивнул, соглашаясь. Одновременно он вспомнил, что забыл представиться, а ведь о нем здесь так пекутся.

— Простите, пожалуйста, — сказал он, — я вам еще не представился, меня зовут Карл Россман.

— Вы немец, не так ли?

— Да, я недавно в Америке.

— Откуда же вы?

— Из Праги, из Богемии.

— Смотрите-ка! — воскликнула женщина по-немецки с сильным английским акцентом и всплеснула руками, — в таком случае мы — земляки, меня зовут Грета Митцельбах, я из Вены. И Прагу я знаю отлично, я ведь полгода служила в "Золотом гусе" на Вацлавской площади. Нет, вы только подумайте!

— Когда же это было? — спросил Карл.

— О, много-много лет назад.

— Старого "Золотого гуся" два года как снесли, — сказал Карл.

— Вот как, — проговорила старшая кухарка, уйдя мыслями в прошлое.

Но, тотчас же снова оживившись, схватила Карла за руки и воскликнула:

— Теперь, когда выяснилось, что мы земляки, вам ни в коем случае нельзя уходить отсюда. Вы не должны меня огорчать. Может, хотите, к примеру, стать лифтером? Только скажите, и место ваше. Когда вы немного пообвыкнете, то поймете, что получить такое место не так-то легко, потому что для начала ничего лучше и не придумаешь. Будете общаться со всеми постояльцами, всегда на виду, станете выполнять небольшие поручения, — словом, каждый день у вас будет шанс добиться продвижения по службе. Обо всем остальном, с вашего разрешения, позабочусь я.